Рыцарь пяти королей - Страница 109

109

В ходе дискуссии возражал только Джон д’Эрли, обеспокоенный тем, что его любимый хозяин, человек, которому он служил больше тридцати лет, может стать жертвой надвигающегося пожара. Маршалу уже было почти семьдесят лет – почтенный возраст по стандартам времени, когда люди считали себя счастливчиками, если им перевалило за сорок. Д’Эрли утверждал, что Маршал должен поберечь себя, поскольку силы у него уже не те, что в молодости, да и у короля нет никаких ресурсов. В заключение он предостерег: «Боюсь, боль и тревоги, без которых не обойтись, будут для тебя слишком сильными».

Сцену, изображенную в «Истории», совершенно не обязательно понимать и принимать буквально. Эрли был свидетелем и участником, но он также всячески старался подчеркнуть свою роль. Возможно, у Уильяма Маршала ночью 28 октября действительно были серьезные опасения относительно обременительной ноши, которую он готовился взвалить на плечи. Или после тщательного обдумывания ситуации у него возникли дурные предчувствия. Не исключено, что в «Истории» приведен рассказ о более широких обсуждениях, которые велись повсеместно, после того, как стало известно о смерти короля Иоанна. Также представляется вероятным, что биограф придумал сцену, чтобы исключить предположение о стремлении Маршала к власти из личных интересов. Для этого он и обыграл тему преклонного возраста и великого человека, не желавшего больше должностей и почестей.

На следующий день в Глостер прибыл Ранульф, граф Честер. Некоторые члены его свиты заявляли, что коронацию следовало отложить до прибытия их господина, но сам Ранульф, похоже, игнорировал эти разговоры и сам предложил Маршалу занять пост регента. Вероятно, Ранульф испытывал понятные опасения, имея перспективу стать главой столь потрепанной партии, хотя позже сделал неудачную попытку убедить Гуалу, чтобы тот разделил ответственность лидерства между ним и графом Уильямом. 29 октября 1216 года было решено, что, «по общему согласию», Маршал будет назначен светским лидером роялистов. В качестве папского легата Гуала предложил Уильяму в высшей степени привлекательное вознаграждение за службу – полное отпущение грехов. В результате граф согласился и объявил, что готов принять на себя роль регента, чего бы это ему ни стоило.

Так граф Уильям стал «стражем королевства». Теперь он вместе с папским легатом нес полную ответственность за дело роялистов и защиту прав короля Генриха III. Ежедневный уход и забота о юном монархе была поручена Питеру де Рошу, поскольку Уильям – регент – должен был обладать свободой для поездок по королевству. Готовность Маршала принять на себя эту заботу позднее заслужила высочайшую оценку в королевском письме, которое инициировал Гуала. Его «преданность и постоянство» приветствовались, и он был назван выше всех прочих магнатов королевства, потому что он показал себя во время нужды.

Позднее в тот же день Маршал еще раз встретился с Джоном д’Эрли и Джоном Маршалом. Согласно «Истории», граф признался, что его пугает задача, теперь стоящая перед ним. Он сказал: «Я вышел в открытое море, как моряк, у которого нет надежды найти дно или берег, и будет чудом, если он достигнет безопасного порта или гавани». Джон д’Эрли успокоил своего господина, и вместе они решили сохранять стойкость. Эрли также утверждал, что, если Англия отойдет Людовику Французскому, они смогут скрыться в Ирландии, получив высшие почести за свою верность. Уильям объявил: «Если все бросят мальчика, кроме меня, знаете, что я сделаю? Я понесу его на спине, и, пока смогу держать, я буду перемещаться с острова на остров, из страны в страну, даже если мне придется просить кусок хлеба».

Уильям Маршал поднялся на немыслимую высоту. Безземельный младший сын теперь стал фактическим правителем Англии. Это был беспрецедентный взлет, апогей карьеры. Но это также означало, что теперь судьба Уильяма, его династии и рыцарей неразрывно связана с судьбой юного короля Генриха III.

ВОССТАНОВЛЕНИЕ БЛАГОСОСТОЯНИЯ КОРОНЫ

Уильям Маршал, Гуала и другие ведущие члены партии роялистов в начале ноября 1216 года отправились на юг в Бристоль на общий сбор сторонников молодого короля и Анжуйской династии. Чтобы иметь хоть какую-то надежду на победу, Маршалу пришлось опираться на многие навыки, полученные им ранее. Теперь пригодилось его знание военного дела и искусства командования, которое он усовершенствовал, находясь рядом с Ричардом Львиное Сердце: политическая проницательность, дипломатическое чутье и взвешенность суждений, приобретенные при королевском дворе и проверенные на международной арене.

Уильям хорошо понимал склад ума и настрой баронов, а также влияние рыцарских идеалов. Он понимал систему покровительства, мощную привлекательность земли и должностей, важность почестей и рыцарской службы. А значит, он предполагал, как можно обуздать противника, укрепить позиции короля и, если повезет, рассчитывал увести часть сторонников баронской партии. В этом отношении почти легендарный статус Уильяма – прославленного воина и воплощения добродетели – добавил притягивающей, тотемной привлекательности его лидерству. Он был живой реликвией ушедшего века анжуйской славы, человеком, пользовавшимся непререкаемым авторитетом и внушавшим глубокое уважение.

В ходе обсуждений в Бристоле ведущее положение Маршала в роялистской партии было подтверждено, равно как и его официальный титул. Юридического прецедента его должности не было. Как правило, регенты имели наследственные или семейные связи с короной, но у Уильяма их не было. В результате он получил более эфемерный титул «стража» (попечителя), и потому в документах, выпущенных от имени Генриха III, назван rector nostril et regno nostril (наш страж и страж нашего королевства). После урегулирования этой формальности собравшиеся перешли к более насущному вопросу – королевским перспективам в гражданской войне. Баронская партия за последние месяцы понесла некоторые потери. Джеффри Мандевиль, граф Эссекс, был убит во время спортивного поединка с французом, а де Вески умер от раны в голову, полученной при нападении на Дарем, что на севере Англии. Тем не менее баланс силы и ресурсов пока был в пользу мятежников. Они продолжали господствовать на востоке и северо-востоке Англии, в том числе в Лондоне, и опирались на поддержку шотландцев. Еще важнее то, что союз мятежных баронов с принцем Людовиком Французским сделал внутренний конфликт международным, и теперь в Англии ощущалось могущество династии Капетингов.

109